Приют одинокого слона, или Чешские каникулы - Страница 59

Однако в тот раз его повело в такие дебри, о существовании которых я и не догадывался. То ли доза водовки была слишком большой, то ли что, но Макс от приятных воспоминаний перешел к чему-то более серьезному и еще более отвратительному.

Он рассказал, как, будучи еще студентом, взял у отца машину и вместе с другом поехал вечерком покататься. Хотели было снять девок, но на дорогих не хватало, а дешевыми брезговали. Да и денег было жаль. Было уже поздно, накрапывал дождь. На Тихорецком проспекте голосовали две девушки, вполне приличного вида. Макс притормозил. Девушки попросили довезти их до Удельной. В машине он пригласил их поехать к нему, те отказались, потребовали остановить машину. Макс остановил. Дело было у Сосновки, вокруг - ни души. Они затащили девчонок в парк, оттрахали самым пошлым образом и бросили там.

Судя по всему, номера машины девушки не запомнили, описать насильников должным образом не смогли. А может, и не стали - далеко не все жертвы изнасилования обращаются в милицию, уж мне ли этого не знать. Короче, Максу с приятелем все сошло с рук.

Я слушал. Не перебивал. Только вглядывался в него: не мелькнет ли хоть тень сожаления. Куда там! Он смеялся. Рассказывал и ржал, как голодный жеребец. Как мне хотелось врезать ему. Расквасить эту наглую, самодовольную, ухмыляющуюся харю. Но я сдержался. Словно чувствовал, что это мне пригодится.

С тех пор я уже не мог относиться к нему по-прежнему. Впрочем, я и раньше-то относился к нему с известной долей снисхождения. Мне не по душе была его грубость и развязность. И все же я продолжал поддерживать с ним отношения. Почему? Сам не знаю. Но каждый раз, встречая Макса, я вспоминал его рассказ.

Как-то раз у меня собрались знакомые. Забежал и Макс. Решили расписать пульку. Я знал, что у него напряженка с деньгами. Но он не удержался, сел за стол. По правде говоря, я мог дать ему возможность если не выиграть, то, по крайней мере, остаться при своих или уйти с минимальными потерями. Но я блефовал в минус, так, что он был уверен: куш за ним. И проиграл двадцать штук. Двадцать тонн полновесных американских президентов.

Я взял с него расписку - так, формальность. Успокоил, что не тороплю его. И начал искать.

В университете у меня был приятель, Юрик Улисский. Сейчас он капитан ФСБ, обретается в Большом доме. Мы периодически созваниваемся, иногда ходим вместе в сауну. Он залез в архив и нашел сводки происшествий по городу за май 1988 года. Изнасилование двух девушек в Сосновке там значилось. Юрик сделал запрос в архив Калининской райпрокуратуры и выяснил, что дело прикрыто за неустановлением лиц, подлежащих ответственности.

Тогда я разузнал все о жертвах. Одна из них вышла замуж и уехала из города, зато другая была то, что надо. Девушка эта, по имени Оля Воробьева, в феврале 1989 года родила ребенка вне брака. Жила одна, жизнь у нее не задалась, она попивала и погуливала. Зато у нее был брат с тремя отсидками за плечами, достаточно авторитетная в определенных кругах фигура. Брат этот очень нежно любил свою непутевую сестричку и, надо полагать, был бы очень рад узнать, кто сотворил с ней такую гадость.

Так оно и вышло. Андрей Воробьев по прозвищу Танк с большой радостью купил у меня мою расписку. А потом я купил у него видеокассету, на которой четверо бравых молодцев по очереди трахали Макса во все имеющиеся от природы отверстия.

Кассета эта какое-то время лежала у меня в сейфе без движения. Просто так, на всякий бякий случай. И только потом я понял, как именно могу ее использовать...»

* * *

1 января 2000 года

Висящие над плитой часы, сделанные в виде медной сковороды, показывали половину двенадцатого. Ложиться спать никто не собирался. Во-первых встали за полдень, перепутав день с ночью, а во-вторых, слишком все были взвинчены. Две смерти за сутки! И убийца рядышком. Кто? А черт его знает. Может быть, тот, кто сидит рядом. Или напротив. Или в углу.

Прикончив бутылку коньяка, мужчины вернулись в гостиную. Выбравшегося из туалета на полусогнутых Макса складировали на диван. Он промычал что-то невнятное, вздохнул тяжело и начал тихонько похрапывать. Оксана, поплотнее запахнув куртку и поджав под себя ноги, забилась в угол кресла. Она рассчитывала, что Вадим сядет рядом, но его опередила Лида.

- Можно? - жалобно спросила она и, не дожидаясь ответа, прижалась к Оксане. - Может, шубу принести?

- Не надо, - вздохнула та.

Вадим с Мишей принесли с чердака пахнущий пыльной плесенью матрас, бросили на него волчью шкуру и растянулись у камина, глядя на играющее пламя.

- Дров осталось мало, - Вадим помешал угли кочергой и заглянул в ящик. - И угля тоже. Насколько я помню, угля в подвале есть еще немного, а дрова - все. Генка же говорил, что камин - только для понта, а не для отопления. Если нас в ближайшее время не откопают, придется идти валить ели.

- Под таким ветром и снегом?

- Кстати, вы слышите? Ветра-то, кажется, и нет уже.

Все замолчали и прислушались. Действительно было тихо. Только потрескивали поленья в камине. Что-то мягко ухнуло - наверно, снова сорвалась с крыши или с дерева снежная шапка.

Миша встал, подошел к двери, выглянул наружу. Ветра не было, но снег падал, да так густо, что не видно было даже нижней ступеньки крыльца. Огромные пушистые хлопья, словно перья из лопнувшей подушки, они были везде.