Приют одинокого слона, или Чешские каникулы - Страница 43

- Необратимость, - повторил Генка, словно пробуя слово на вкус. - Необратимость... Если бы только смерть была необратима. Часто необратима жизнь.

- В смысле?

- Когда ничего нельзя исправить.

- Если ты о том, что сделал нам, - поднял вдруг голову Макс, - так ты и не пытаешься. Ну и хрен с тобой. Мы напьемся пива по самое не хочу и уедем обратно. А ты сиди в своей благословенной Чехии, жуй воспоминания, колись и философствуй.

- Ты хочешь сказать, что я...

- А что, ты хочешь сказать, что нет? Что ты не ширяешься? Ха и еще раз ха! Да на тебе метровыми буквами написано: «Я - наркоша!».

Тут Максу стало плохо. Вадим хотел помочь, но Генка неожиданно твердо отстранил его и сам потащил Макса в туалет. Их не было довольно долго.

- Может, пойти посмотреть, что там? - начала волноваться Лора. - Вадик, сходи глянь.

Но не успел Вадим сделать и нескольких шагов по направлению к туалету, как Макс и Генка вернулись. Макс был бледен, но в этом ничего удивительного не было. Удивительным было то, что он выглядел абсолютно трезвым. На его лице был написан то ли ужас, то ли крайнее потрясение. А Генка... Генка улыбался все той же дьявольской улыбкой.

- Prosím vás, objednejte mi taxi. Dva taxi , - кивнул он официанту.

* * *

«...Мысли путались, боль не давала сосредоточиться. Я просто не мог больше терпеть.

И вот я сидел там и смотрел, как проступает пережатая жгутом вена, как входит в нее игла, как поршень медленно впрыскивает порцию смерти. Совсем маленькую порцию. От которой умирает лишь боль. Умирает, но скоро воскреснет вновь. Потому что боль не может умереть по-настоящему, пока жив человек. Когда-то я считал, что Бог у каждого в душе, у каждого свой. Так и смерть у каждого своя. Она умирает вместе с человеком и возвращается - точно так же, как душа возвращается к Богу, - к своей создательнице, Всеобщей Смерти.

Перечитал написанное и поразился. Вот так и Лорка рисовала свои лиловые кляксы, сквозь которые проглядывал зловещий оскал. Зачем я уговорил ее попробовать уколоться? Я ненавидел весь свет. За что? За то, что я умру, а они останутся, будут жить, дышать, любить. Пусть недолго, на несколько лет дольше, чем я, но что значат несколько лет для того, кто должен умереть?

Я помню страх, который испытал, когда узнал, что на Кавказе погиб мой одноклассник, Алексей Тимаев. Сколько нам тогда было? Восемнадцать? Девятнадцать? Он сорвался со скалы. Было жарко, его долго искали... Я не мог поверить. Казалось, мы вечны, уходят другие, уходят иные - иным дорогие, а с нами такого случиться не может - поможет судьба, и удача поможет...

Это было невероятно, чудовищно. И все-таки я в конце концов поверил в это. Поверил, когда родственники, знакомые стали уходить один за другим. Алексей просто был первым. Но я?.. Разве могу умереть я? Почему это случилось со мной? Почему смерть подошла вплотную, так неожиданно? Неожиданно? Но разве бывает смерть ожиданная? Наверно, бывает. Даже точно бывает. Но и ожидание ее приходит внезапно...»

* * *

1995 год

Лида Усова считала свою жизнь скучной донельзя. Со всеми что-то происходило. Со всеми - но только не с ней. А у нее - скучный дом, скучные родители, скучная учеба, скучные подруги. Разве что книги - в них была совсем другая жизнь, яркая, насыщенная событиями. Она глотала их пачками: фантастику, приключения и путешествия, любовные романы. Пока глаза бегали по строчкам, все было просто замечательно. Но стоило закрыть книгу - и серая неприглядность обыденности подступала вплотную. Хотелось выть, топать ногами и... сделать что-нибудь такое, что коренным образом изменило бы все. Но не так-то это оказалось просто. Путешествовать по миру было не на что - Лидина семья жила довольно скромно. Будущая профессия тоже не предполагала ничего захватывающего, поскольку география путешествий и география в школе - это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Впрочем, Лида вообще не испытывала тяги к какому-либо роду деятельности. Если уж не дано ей пережить захватывающие приключения наяву, так хоть бы читать о них с утра до вечера. Или, на худой конец, телевизор смотреть. А кушать тогда на что?

Оставалось только влюбиться. Самым роковым образом. Вдрызг, в хлам, вразнос. Со слезами, безумствами, побегами на край света по пожарной лестнице. Чтобы разбивались сердца и семьи. Чтобы было что вспомнить на склоне лет. Чтобы внуки сказали: «А наша-то бабка была о-го-го!»

Но и с этим дела обстояли не лучшим образом. Нет, мальчики на нее внимание обращали, начиная с младших классов. Все-таки она была довольно красивой девочкой, к тому же не злой и не слишком глупой. Но почему-то, по какому-то роковому обстоятельству, это были скучные мальчики. Мальчики, которые хорошо учились, примерно себя вели и никогда не огорчали родителей и учителей.

В шестом классе Лида попробовала влюбить себя в хулигана Женьку из параллельного класса. С трудом, но вышло. К несчастью, Женька тоже обратил на нее внимание. Примерно месяц Лида была почти счастлива, но потом просто взвыла от нестерпимой скуки: он скучно курил, скучно плевался и скучно матерился. Вот и вся романтика.

Принц появился, когда Лида совсем уж было отчаялась. Ей тогда исполнилось двадцать, и она училась на третьем курсе. Французский в ее группе преподавал молодой доцент Константин Павлович, высокий, темноглазый, немного картавый - настоящий француз. Говорили, что его дальний предок - наполеоновский офицер, который после войны 1812 года остался жить в России. Это было так волнующе... Еще говорили, что он страшный бабник и не пропускает ни одной смазливой студентки. Это тоже волновало - как же, скверная репутация!